Марк Твен - Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.]
Наконец мы приплыли к небольшому городку. Король объявил, что он отправляется в город, чтобы осмотреться, не окажется ли возможным поставить спектакль, и если он к обеду не вернётся, то чтобы герцог и я пришли за ним, а Джим, по обыкновению, пусть лежит на плоту. К обеду король не вернулся. Мы с герцогом отправились в город и после долгих поисков нашли его пьяного вдрызг где-то в задней каморке грязного кабачка. У них снова завязалась ужасная ссора, а я решил скорее улизнуть. С быстротою молнии я побежал по берегу и стал звать Джима, но Джим не откликнулся. Я прибежал на плот, Джима там не было! С сокрушённым сердцем я решил пойти по дороге и скоро встретил какого-то мальчика. Я спросил его, не видал ли он негра, описав при этом внешность Джима.
— Как же! Видел! Его тащили вон туда, к мельнице старого Сайласа Фелпса, — ответил он.
Оказалось, что какой-то старик подозрительной наружности поймал Джима, так как за его голову было обещано двести долларов, и потом уступил своё право другому за сорок долларов.
— Объявление о награде в двести долларов я сам видел, — прибавил мальчишка. — Оно было напечатано во-о какими буквами! — И он показал на своей руке величину букв.
Тут я сообразил, в чём дело: вероятно, в то время когда король был один в городе, он продал несчастного Джима, закабалил человека на всю жизнь за какие-нибудь сорок подлых долларов! Во мне всё закипело, сердце усиленно билось, и я готов был вернуться к королю, чтобы сказать ему, что он действительно король всех мерзавцев, какие только жили на земле. Но я этого не сделал. Всё равно не помогу Джиму! Бедный старый Джим, как он тяжело страдал! О, эти мошенники будут наказаны, рано или поздно им не избегнуть возмездия!
И действительно, дня через два люди, прибывшие из одного дальнего города, привезли известие, что там схватили каких-то двух негодяев, вымазали дёгтем, облепили перьями и пронесли по всему городу верхом на шесте, всячески издеваясь над ними. Все описания как раз подходили к наружности моих высокопоставленных особ. Вероятно, их «Королевский камелеопард» уж очень понравился тамошней публике. Так им и надо! Они вполне заслужили такую расправу. А бедный Джим! Ведь он не сделал им ничего дурного. Зачем они погубили его?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Бедный Джим. — Лесопильный завод С. Фелпса. — В глубь страны.
Джим, мой старый добрый Джим! Значит, ты действительно погиб! Тебя продали, словно какую-то вещь!
Мальчик, от которого я узнал эту невесёлую историю, был уже далеко от меня, а я всё ещё стоял на прежнем месте. Я был раздавлен, я не мог шевельнуться. В изнеможении упал я под деревом и начал думать. Я думал, думал и всё-таки ничего не придумал, кроме того, что Джим исчез, а я остался на белом свете один.
Мальчик сказал, что до мельницы час ходьбы. Я бросился туда.
Сначала я шёл по густому лесу, а потом по свежей зелёной долине. Ещё издали я заметил вывеску: «Лесопильный завод С. Фелпса». Наконец я у цели! Кругом ни души, точно всё вымерло. Вероятно, все люди на работе в полях.
Широкий двор был окружён высоким забором. Среди двора стоял бревенчатый дом. Очевидно, там жили хозяева. От дома длинный навес вёл на кухню, за кухней амбар, за амбаром три хижины для негров, а немного поодаль прачечная — вот и всё. Возле прачечной я заметил котёл для кипячения белья. Возле кухни — табуретка, ведро воды и ковшик, а немного подальше собака, дремавшая на самом солнцепёке. Впрочем, собак было несколько в разных углах, и все спали. В одном углу двора два развесистых дерева, немного дальше кусты смородины и крыжовника. По ту сторону забора сад и арбузные грядки, а дальше хлопковые плантации, за плантациями лес.
Я обошёл кругом, желая хорошенько осмотреться, а затем направился прямо в кухню. Не успел я сделать несколько шагов, как услышал гуденье прялки — и сразу захотел умереть: по-моему, это самый жалостный, унылый звук на свете. Я был уже на полдороге к кухне, как вдруг одна собака начала лаять на меня, за нею другая. Через несколько секунд я был окружён целой стаей собак. Они отчаянно лаяли и выли на все лады. Отовсюду сбегались новые. Я, разумеется, так и застыл: стою посредине и молча гляжу на всю стаю.
Какая-то негритянка выбежала из кухни со скалкой.
— Да что вы взбесились? Тигр! Юнона! Вот тебе, вот тебе! — закричала она и принялась угощать скалкой то одну, то другую.
Собаки, поджав хвосты, убегали, но через минуту возвращались, весело помахивая хвостами, как будто хотели завязать со мною дружбу.
За старой негритянкой выбежали чёрная девочка и два чёрных мальчугана в одних рубашонках. Они держались за юбку матери и боязливо выглядывали из-за неё, как испуганные птенцы. Вдруг распахнулась дверь, и из дома выбежала белая женщина, а за ней белые ребятишки, которые так же прятались за её юбку, как и их чёрные сверстники.
Лицо её широко расплылось. Она вся сияла от радости и уже издали крикнула мне:
— Наконец-то ты здесь! Ты ли это?
— Конечно, это я, — отвечал я не думая.
Она схватила меня в объятия и так прижала к груди, что я чуть не задохнулся. Потом взяла меня за руки, стала крепко пожимать и трясти их, слёзы радости не переставая капали у неё из глаз. Долго ещё она целовала и обнимала меня.
Она схватила меня в объятия.
— Ты совсем не похож на свою мать, как я думала, но это всё равно, мой дорогой мальчуган, — говорила она. — Господи, как я рада тебя видеть! Я готова задушить тебя в своих объятиях… Дети, это ваш двоюродный брат Том. Протяните ему руку и поздоровайтесь с ним, — обратилась она к ребятишкам, выглядывавшим из-за её платья.
Но ребятишки смотрели исподлобья, засунув пальцы в рот.
— Лиза, поскорей дай ему поесть чего-нибудь. Ты, вероятно, очень проголодался?
Я ответил, что завтракал на пароходе и потому совершенно сыт. Но я говорил неправду. Я был очень голоден. Она взяла меня за руку, повела к дому, а дети бежали за ней. Там она посадила меня на соломенный стул, сама села против меня на скамеечке, взяла меня за руки, стала вглядываться мне в лицо и наконец проговорила:
— Я гляжу на тебя и не могу наглядеться! А уж как давно мне этого хотелось! Но отчего же ты запоздал? Уж два дня, как мы поджидали тебя. Не случилось ли чего с пароходом?
— Да, сударыня, пароход…
— Полно же, мой милый, не называй меня сударыней, называй меня просто тётя Салли. Так что же случилось с пароходом? Где он сел на мель?
На этот вопрос мне было очень трудно ответить, так как я не знал откуда ожидали парохода, и потому просто сказал:
— На нашем пароходе лопнул котёл.
— Боже милосердный, кто-нибудь пострадал?
— О нет, пустяки! Убило только негра какого-то.
— Ну, это не беда, а то иной раз и людей убивает. Вот два года тому назад твой дядя Сайлас возвращался из Нового Орлеана на старом пароходе «Лалла Рук», и там тоже что-то лопнуло и искалечило одного человека. И вскоре он, кажется, умер. Он был баптист. Да, да, теперь я совершенно ясно припоминаю: он действительно умер, и умер от ожогов. У него сделалась гангрена, и надо было ампутировать. Но это не помогло. Произошло заражение крови, он страшно посинел и умер, весь синий как синька. Говорят, на него страшно было смотреть. Ах да, что я хотела сказать? Твой дядя ежедневно ездил в город за тобою. Он и сейчас там и каждую минуту должен возвратиться. Не повстречал ли ты его в дороге? Старый человек с одним…
— Нет, нет, я никого не видел. Как только пароход причалил, я отправился в путь. Но так как было очень жарко, я прилёг в лесу отдохнуть и заснул. Стук колёс меня разбудил, и я направился сюда. А может быть, в том фургоне и был мой дядя?
— Очень возможно. А как давно это было?
— Точно я не могу сказать, но, вероятно, с час.
— А где же твой багаж? Не послать ли за ним? Кому ты отдал его на хранение?
— Никому! Так как было очень жарко, я и оставил мой узелок в лесу. Но не беспокойтесь, тётя, я его хорошо запрятал и сделал на дороге отметинку, по которой я найду его.
— Тогда тебе придётся самому отправиться за ним. Мне становилось неловко. Я чувствовал себя пренеприятно и отвечал невпопад. Мне хотелось поскорее отвести детей в сторону и выпытать у них, кто я такой. Но об этом и думать нельзя было: миссис Фелпс не переставая трещала, как мельница. Вдруг она всполошилась:
— Что же это! Я так заболталась, что забыла даже расспросить тебя о моей сестре, о всей семье. Ну, мальчуган, рассказывай подробно обо всём: как они поживают, что делают, что велено передать мне. Рассказывай всё до последнего слова и смотри не забудь ничего.
От этих вопросов у меня выступил холодный пот. Вот так попался! Я мучительно напрягал свой мозг, желая придумать хоть какую-нибудь увёртку. Я уже открыл было рот, вдруг хозяйка схватила меня, толкнула за кровать и прошептала:
